НИКТО НАМ С ТОБОЙ НЕ ПОМЕШАЕТ…
Тысячи невидимых нитей опутывают тело на каждом шагу так, что становится трудно дышать. Плечи угрюмо сутулятся, огонёк в глазах затухает, и ты становишься одним из толпы серых примитивных существ, снующих вокруг. Мысли затравленно бегают по кругу, не в силах найти выход, и постепенно умирают, уступая место смирению и равнодушию. Исчезает хорошее настроение, приходят беспричинные озлобленность, недовольство и агрессивность. А причина, на самом деле, есть. Те самые невидимые нити правил, законов, норм, догм и прочих базовых установок поведения.
А ведь можно жить иначе. Можно уйти в чистый и прекрасный мир. Он совсем рядом. Никто нам с тобой не помешает свободно жить в нём. Просто потому, что люди даже не догадываются о его существовании. Ты тоже не совсем понимаешь, о чём я? Тогда позволь рассказать о моей жизни в том мире…
Я осторожно прикрываю за собой дверь, выходя в загадочный полумрак лестничной площадки. Замок громко щёлкает, докладывая, что заступил на стражу. Почему-то ночью всё ощущается совсем иначе, острее и чётче. Тело пронизывает лёгкая дрожь. Нет, не от страха или холода. От радостного возбуждения. Наконец-то! Наконец-то наступила ночь. Наконец-то можно немного пожить. Я мягко спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу. Электрическое сияние ночного города не в силах затмить чистый яркий свет луны. Я нахожу её взглядом и ощущаю, как душа рвётся из тела, спеша скорее обрести свободу. Нельзя. Не здесь. Не сейчас.
Знакомая дорога выводит в лес. Город остаётся за спиной. Все чувства сходят с ума, хочется плакать и смеяться, хочется сказать высокие слова, которых ещё даже не изобрело человечество, хочется… Да много чего хочется. И от наплыва этих желаний тело начинает дрожать ещё сильнее, а в груди появляется тяжёлый ком. Мои шаги становятся оглушающе громкими, и я замираю. Холодный разум умело гасит смятение чувств. Всё как обычно. Никто нам с тобой не помешает… - шепчут деревья, и я соглашаюсь с ними. Да. Никто не помешает. Никто и ничто не сможет помешать.
В эту ночь всё случится опять. Волчья натура и волчья душа, подавленные «цивилизацией», рвутся наружу, алчут вдохнуть свежий воздух и повыть на луну, изливая скопленные чувства.
Я осторожно схожу с дороги и направляюсь в мрачный тёмный лес. Воздух влажный, и наполнен чем-то, от чего волосы… нет… аааррргххх… уже не волосы, а шерсть… встаёт дыбом. Тело сладко потягивается, разворачиваясь из ненавистной человеческой оболочки. Лапы касаются мягкого ковра из мха и прелых листьев. И ночь взрывается обилием ярких красок, звуков и запахов, становясь на порядок богаче…
Наконец-то. Хочется освобождённо расхохотаться, но из груди выходит лишь утробное довольное рычание. Я – волк. Эта сущность идёт из глубины веков, сквозь время. Все мои чувства горят. И я начинаю жить… грррхххх…
Тело слегка наклоняется вперёд, и сильные крепкие лапы несут меня над землёй длинными прыжками. Я знаю свой путь. Я знаю, где меня ждут. Деревья мелькают по бокам, почти сливаясь в однородную стену. Передо мной пылают ярко-фиолетовыми лентами запахи стаи. Моей стаи. Остатки человеческого разума пытаются выбраться, снова подчинить меня своей воле, наплывают воспоминания о школе, друзьях, семье… но, перекрывая их все, встают образы тёплой и уютной земляной норы, вырытой заботливыми лапами матери-волчицы, лёгкая влажность и мягкость утоптанного пола, аромат земли… И я понимаю, что человеческая жизнь была не более, чем сном. Затянувшимся кошмарным сном, от которого из пасти вылетают жалобные скулящие звуки, а лапы судорожно дёргаются, пытаясь увести подальше от ужасных видений. Настоящий я – здесь и сейчас. Здесь и сейчас. Никто нам с тобой не помешает… - шепчет ночь, и я соглашаюсь с ней. Да. Никто и ничто.
Ленты запахов петляют, иногда расходятся, но большинство всегда вместе. Я следую их изгибам, ныряя под упавшие валежины и перепрыгивая через кусты. В одном месте мой путь пересекла тонкая красная ниточка чужого запаха. Я замер, принюхиваясь. Добыча. Живот непроизвольно напрягся, говоря, что хорошо бы поесть. Секундное колебание, и я сворачиваю. Смутно знакомый запах. Что это может быть? Вернее, кто? Что-то такое… вспоминается… Заяц! Ну, конечно, заяц. Этого я не мог забыть, потому что… потому что это была моя первая добыча, когда мы, маленькие волчата, ещё только третий раз вылезли из норы…
Хитрющее существо, петляет, петляет, иногда его следы совсем теряются, обрываясь на земле, но появляясь на трухлявом пне или бревне. Догнать. Не просто так петляет. Его что-то спугнуло. Вскоре он присядет где-нибудь под кустом, в полной уверенности, что оторвался от погони, расслабится на короткий миг… и его надо не прозевать. Всё ближе и ближе. Ветерок подсказал, что заяц вон за тем кустом. Лапы ступают мягко и бесшумно. Я прижимаюсь брюхом к холодной земле. Немного подождать. Ещё чуть. Ещё. Вот оно! Момент! Чутьё шепнуло: «Давай!» - и тело послушно вытянулось над землёй в длинном прыжке. Лапы точно зажимают бьющуюся жертву, а зубы вонзаются в мягкую горячую плоть, перекусывая горло. Заяц дёрнулся раз, другой и затих. Маленькое сердце перестало биться. Теперь можно и поесть. Острые клыки рвут тушку несчастного зверька на части, куски шкуры отлетают в стороны. Нежное сладковатое мясо тает на языке, тёплая, слегка солоноватая, кровь прекрасно утоляет жажду и слегка смачивает шерсть на подбородке. Ерунда. Высохнет. Довольное рычание непроизвольно зарождается в груди. Желудок на лету подхватывает недожеванные куски плоти. Никто нам с тобой не помешает… - тихо шепчет земля, и добавляет - … жить… И я соглашаюсь с ней. Конечно. Никто и ничто.
Заяц попался на удивление жирный и толстый, откормленный. Я едва сумел съесть половину, а в животе уже нет места. Не беда. Привычно хватаю остатки жертвы в пасть и снова бегу по запаху стаи. Добыча не пропадёт. Я знаю, что недавно появилось пополнение – пятеро маленьких очаровательных волчат, крепеньких и выносливых. Из них выйдут прекрасные охотники. Пусть приучаются к мясу. Я выбегаю на поляну, безвольные лапки зайца колыхаются в такт моим шагам, кровь редкими каплями падает на траву. Вот они. Моя стая. Повернули головы, приподнялись, принюхиваются, свой или нет. Свой. Небольшая сероватая кучка непрестанно копошится, пищит, тонко рявкает, и я направляюсь к ней. Волчица настороженно приподнимает голову и предостерегающе рычит, чтобы не подходил ближе. Я смиренно опускаю голову и бросаю зайца на землю. Поворачиваюсь и отхожу подальше, к другим самцам. Самки с детёнышами очень опасны. Даже матёрые волки не рискуют соваться к ним – разорвут.
Что-то изменилось. Не могу понять, что. Я насторожился и внимательно осмотрелся. Вот оно. У нескольких молоденьких самок слегка изменился запах. Стал сладким и зовущим, мучительно зовущим к себе. Остальные самцы тоже это заметили, беспокоятся, ходят кругами. Сигнал, что самки готовы продолжать род. Но подпустят к себе только сильнейшего и достойнейшего. Поэтому самцы настороженно зыркают друг на друга, грозно взрыкивают, стараясь выглядеть покруче и помощнее. Я смотрю на них и ощущаю глухую тоску. Всё-таки я не до конца волк. Иначе тоже истекал бы слюной и выпендривался. Что-то человеческое осталось глубоко-глубоко внутри. Какое-то чувство… Гордость?.. Чувство собственного достоинства?.. Кто знает… Не могу вспомнить… Что-то, что не позволяет пресмыкаться перед другими…
Я с сожалением смотрю на своих собратьев и отхожу в сторону. Сажусь на листья и задираю голову. Взгляд находит луну. Она так прекрасна… Глухая тоска начинает душить, и над лесом проносится долгий протяжный вой. Ближайшая самка с красивым серебристо-серым мехом слегка приподымает голову, вглядываясь в меня, и отворачивается. Самцы воспринимают это, как то, что я выбыл из борьбы, и перестают обращать на меня внимание. И ведь им не объяснишь. Нет таких слов в волчьем языке. Печать становится сильнее. Маленькие волчата прекратили свою возню, внимательно смотрят на меня и пытаются подвывать тонкими голосками. Если бы я мог, я бы улыбнулся… Никто нам с тобой не помешает жить… - шепнула сверху луна, и продолжила - … так…Я соглашаюсь с ней. Да. Никто не помешает жить так. Никто и ничто.
А вот и вожак. Появился, словно призрак, из кустов. Молчит. Но к чему слова? Понятно и так, что пора начинать охоту. Я вскакиваю и бегу за ним. Следом подтягиваются остальные самцы. Быть может они тоже, как и я, днём - люди? Кто знает? Никто. Да здесь это и неважно. Здесь мы – настоящие. Такие, какие мы есть. Впереди виден огромный лось. Да. Тут потребуются усилия всех. В одиночку бесполезно – затопчет или насадит на рога.
Он нас почуял. Убегает. Сильное тело быстро несёт меня по пятам. Слева и справа мелькают серые тени моих собратьев. Погоня. Окружаем. Вожак прыгает первым и смыкает челюсти на мощной шее, вонзая клыки прямо в артерию. Брызги крови падают, их пьянящий запах сводит с ума. Лось понимает, что жить осталось недолго, резко останавливается и бросается на нас. Загнанный в тупик, даже самый мирный зверь превращается в безжалостного убийцу. Вожак не разжимает челюсти, ибо, стоит чуть ослабить хватку, лось моментально скинет с себя и растопчет. Двоим не повезло, острые рога проткнули их насквозь, по лесу разнёсся жалобный тонкий предсмертный визг. Я примерился и прыгнул. Мои зубы вонзились в горло лося с другой стороны от вожака. Сладкая кровь брызнула в пасть, я поперхнулся, но лишь сильнее сжал челюсти, ощущая, как тёплая плоть расползается под моими клыками. Лось ухитрился лягнуть ещё одного волка, проломив ему грудную клетку. Тело несчастного взметнулось в воздух, но упало уже безвольной кучей мёртвого мяса. Если это был человек, то через сутки его объявят в розыск, не найдут, и он будет вечно числиться в списках пропавших без вести. Сколько таких по всему миру? Кто знает? Никто. Но они есть.
Остальные самцы кружат на почтительном расстоянии. Лось начинает метаться, но волки отбегают подальше. Меня ударило о дерево, рёбра согнулись, но выдержали, острая боль стегнула по телу, а из сжатой пасти вырвался полузадушенный скулёж. Однако, лось уже ослабел от потери крови. Ещё минута и он упал бездыханным. Мы с вожаком разжали пасти. Подбежали другие самцы. Не было произнесено ни слова благодарности. Но запах уважительности, идущий от вожака, сказал о многом. Теперь, - быстро разорвать лося на куски и перетащить на поляну, где остались самки и детёныши. Накормить всех, похвастаться охотой и добычей. Выставить себя героями. Показалось, что вожак криво усмехнулся, но это лишь показалось. Я вырвал кусок побольше, сомкнул челюсти и не спеша побежал обратно. Вожак, как обычно, потащил остатки туши. Никто нам с тобой не помешает жить так… - прошептала трава, сминаясь под моими лапами, - … как мы… И я молчаливо соглашаюсь с ней. Да. Никто и ничто не сможет помешать жить так, как мы. Никто и ничто.
С левого бока стекает горячая струйка, - глубоко распорол о жёсткую кору и острый сучок дерева, об которое меня звезданул лось. Скорее добежать и зализать рану. Скорее. Скорее. Кусок мяса цепляется за кусты и замедляет движение. Ещё немного, и я вываливаюсь на поляну. Бросаю добычу на землю и отхожу к своему месту. Кровь течёт. Бок начинает неметь. Я изгибаюсь, пытаясь достать языком до раны, но не получается. Я лишь слизываю кровь с шерсти. Неужели умру? Кто знает? Никто. Да даже если и умру, то не будет ли это лучше? Лучше, чем жить жизнью двух разных существ? Метаться меж двух миров? Неважно. Накатывает равнодушие. Я печально вздыхаю и кладу морду на землю между передними лапами. Пускай. Сегодня я принёс пользу стае. Остальное – не имеет значения.
Кусты трещат, и из них появляется вожак, с трудом вытаскивая из спутанных ветвей остатки туши. Бросает её посреди поляны и принюхивается. Кровь. Моя кровь. Мне всё равно. Я закрываю глаза и стараюсь заснуть. Рана остывает и саднит. Запах уважительности и сожаления совсем рядом. Вожак подошёл и обнюхивает меня. Мгновение стоит и отходит. Могут ли звери говорить? Словами – нет. Запахами, движениями – да.
Близко ощущаю сладкий зовущий запах – мимо проходит самка… Перед закрытыми глазами начинают кружиться зелёноватые мухи. Потом они пожелтеют, покраснеют и погаснут. А вместе с ними, к утру, погасну и я. Что-то горячее и влажное касается краёв раны, причиняя резкую боль. Я вздрагиваю и открываю глаза. Вижу серебристо-серое тело самки. Её язык бережно зализывает мою рану. Никто нам с тобой не помешает жить так, как мы захотим! – фраза закончена и молчаливо произнесена самкой. Я устало закрываю глаза и прижимаюсь к тёплому мягкому боку. Да. Никто и ничто. Ты права. Ты всегда будешь права. Не всегда, возражает она. Только когда это будет касаться нас. Да, соглашаюсь я, и проваливаюсь в забытье. Да.
Самцы понимают – выбор сделан. И отходят, идут обхаживать других самок.
Мне всё равно. Безразлично. Я устал. Я ранен. Но… я… свободен… и счастлив… Как это мало и, в то же время, много… И я не хочу возвращаться к людям. Не хочу скрывать своих чувств, как это делает большинство, не хочу надевать на себя ярмо покорности Системе. Не хочу снова забывать всех, кто был со мной сегодня. Не хочу забывать стаю. Не хочу. И я не вернусь. Решение созревает медленно, но принимается быстро и окончательно.
Нет. Вернусь ещё на один день. Попрощаюсь с остальными. Попрощаюсь с их жалким, никчёмным мирком, убогим до примитивности. Но это – утром. А пока… Насладимся свободой…
Никто нам с тобой не помешает жить так, как мы захотим! И когда ты идёшь поздним вечером возле леса или по лесу, вглядись в кусты – тебя провожают грустные зеленоватые глаза. Мне жаль тебя. Искренне жаль. Я сам был таким… раньше… Вглядись, заметь мой взгляд. Прислушайся к себе, и ты ощутишь, как твоя душа рвётся к свободе… Не бойся зверя внутри тебя… Не бойся… Отдай себя в его власть… Идём со мной… гррррр…
IF.
Приму во внимание любую критику…
Даже нецензурную…
Коль вдруг захочется выразится…
